class="p1">– Домой. Быстро, – командует мужчина, продолжая слепо смотреть прямо перед собой.

– Но…

– Домой! – схватив ладонью за шею, он швыряет её на землю.

Ириска валится коленками на острые камни, охает. Суетливо поднявшись, опускает голову и молча шагает прочь, – туда, откуда они пришли. Пару раз оборачивается на ходу. Наконец, тропинка уходит в сторону, окончательно скрывая её из виду.

– Вот тут тебе и пипец, мой мальчик, – ехидный голосок раздаётся сзади. – Смотри не обделайся.

Мужчина, прикованный взглядом к Дракону, из приоткрытой пасти которого свисает сосулькой слюна, замечает сбоку пантеру, – но не обычную, а с человечьим лицом, – и она улыбается! Теперь перед ним их двое: мерзкая кошачья бестия и Дракон, ощеривший массивную морду в голодной ухмылке!

– Голодная она, верно, – будто считывает мысли странное существо, подойдя и принюхиваясь. – Вкусно пахнешь… Ну-ка, ну-ка!… М-м-м… Медовый алиссум, абелия и… – она неумело щёлкает пальчиками, подбирая слова: – Махровый адреналин! – обходит его кругом, оглядывая с ног до головы с видом знатока кулинарного искусства. – Мясистый какой… И рульки такие нажористые! Надеюсь, ты не жрал антибиотики последние две недели?

Резкий выпад Дракона заставляет Глорию отскочить, – зубы смачно клацают рядом.

– Приятного аппетита, Сонечка! – кричит она весело.

Сонечка?

Мужчина пятится к реке, – под ногами чвакает снежная каша. Ещё шаг, и он, споткнувшись о торосы, падает, проламывает лёд и уходит по пояс в оглушающе-холодную воду, – отмели здесь нет, сразу начинается омут.

Сонечка… Он пытался забыть её и почти убедил себя в том, что Дракон был галлюцинацией. И что не было ни паркета, раскуроченного её тонкими пальчиками, ни раздавленной всмятку лампы. Галлюцинация? Она отнюдь не выглядит таковой! И эта кошачина стрёмная тоже!

Раздирая ладони, он вползает на льдину. Дракон шумно втягивает воздух, – железистый запах крови будоражит нюх, – и делает выпад, целясь уже в плечо, но жертва дёргается, так что ему достаётся лишь оторванный с корнем рукав. От рывка от льдины с треском откалывается кусок и плавно кренится набок, – ноги мужчины окунаются в воду. Это точно не галлюцинация!

Дракон чуть взмахивает хвостом, и камни с грохотом канонады разлетаются по сторонам. Он вспоминает. Те самые крапинки на радужке глаз. Тот самый урод, что душил её, Соню, навалившись и стиснув стальные пальцы на тонкой шее.

Бах! Бах! Камнепаду вторит ледоход: массивные льдины толпятся, лопаются, проталкиваясь боком и вставая на дыбы, и этот звук сейчас такой чистый, ясный! Мужчина ползёт к берегу, – рыхлый снег под ладонями красится бурой кровью.

– Соня, Вы же меня любили! – кричит он.

Дракон поворачивает морду к Глории: «Я? Его?»

Та сидит на камне и с интересом наблюдает за шоу, – не хватает только ведра с попкорном. Залихватски закрутив когтем усы, так же мысленно отвечает: «В его реальности – да». Затем жеманно пожимает лоснящимся плечиком и кричит, сложив рупором лапы:

– Она помнит только про удушение, – и сочувственно: – Память стала ни к чёрту!

Мужчина неловко балансирует на льдине. Набрякшие мокрые брюки и ботинки, полные воды, неумолимо тянут ко дну. Дракон клацает зубами рядом с его лицом, – тот скатывается, опять утонув по пояс, но успевает зацепиться израненными пальцами, выпрастывает наружу локти. Холод оглушает. Льдина встаёт колом, кренится, и мужчина сползает с неё, утонув на исходе по самые плечи.

– Куда ж ты? – пафосно восклицает Глор, воздев к нему лапы.

Дракон хватает его, как щенка, за ворот куртки и подбрасывает, – тот тяжело грохается на лёд и скатывается вниз, – так плотоядные косатки играют с лёгкой добычей.

– Леди… – из глаз мужчины катятся крупные слёзы.

Что? Дракон замирает, – зрелище плачущего человека действует на него странно. Сощурившись, он всматривается в жалкое лицо, приблизившись вплотную и обжигая его горячим дыханием. Мужчина тянется, – рука без рукава кажется тонкой, как палка, – и неловко приобнимает Дракона за морду:

– Простите…

Точно нервная лошадь, Дракон дёргается, от чего мужчина подлетает, падает уже спиной и, крепко стукнувшись затылком, теряет сознание. Льдина нехотя наклоняется, и тяжёлое тело, скатившись с неё, камнем уходит под воду.

Чернота. Окружает со всех сторон, обволакивает, пугает. Сверху слышится свистящее стрекотание – кажется, это летучие мыши.

Мужчина приходит в себя, громко стуча зубами, – на нём мокрая одежда, под ним твёрдые камни и рыхлый песок. Очень болит затылок, гудит в голове, колет иглами пальцы и саднят разодранные ладони. Лютый, адовый холод.

Звонко капает неподалёку. Кап! И через целую вечность – кап!

Подобрав под себя ноги, мужчина тревожно всматривается в темноту, – ничего не видно. В память яркой вспышкой врывается красный Дракон – лаковые чешуйки, белоснежные зубы… Соня! Потом – льдина. И последнее – это удар затылком.

Нужно выбираться отсюда. Возможно она вернётся, чтобы уже не быть такой милосердной.

Он переваливается на корточки и в тотальной тьме замечает просвет – чуть заметный, блёклый. Ползёт туда.

Вечер окутывает реку, по которой бесконечной вереницей движутся неповоротливые льдины, изредка постукивая друг друга в бока и стопорясь у берегов. Уставшее солнце опускается к горизонту. Исступлённо чирикают на кустах воробьи.

По длинному, извилистому берегу бежит девушка – это Ириска. Она спотыкается, смотрит по сторонам, огибает торчащие камни. Его нигде нет. И телефон молчит. Скоро уже закат, и что тогда? Что тогда?

Кусая губы, она всматривается в обманчивые светотени, – всё не то, не то. Непослушными пальцами Ириска тыкает кнопки на телефоне, – абонент недоступен. Не мог же он исчезнуть, раствориться бесследно?

– Лишь бы не утону-у-ул…

До дома она не дошла – повернула на полпути, ослушавшись, испугавшись твёрдого предчувствия надвигающейся беды: уж больно откровенным был ужас на сером лице Господина, когда он прогнал её. Развернулась и побежала обратно. Пусть лучше накажет.

И вот – нигде нет. Нигде. Она вгрызается в пальцы, исступлённо откусывая заусенцы и уже не сдерживая рыданий.

Снова звонит. Недоступен. Ириска опускается на плоский камень и сквозь пелену из слёз замечает кошачьи следы: отпечатки свежие, крупные, вдавлены в рыхлый снег.

Она поднимается и, как под гипнозом, следует за ними. Рысь? Рысь опасна, но эта странность – наличие здесь следов – почему-то толкает к мысли, что они приведут куда надо.

И они ведут – сначала вдоль берега, затем мимо глиняного карьера, а потом сворачивают туда, где булыжники сменяются частоколом камней, наваленных непроходимой грудой. Уже сгущается сумрак, и даже слабые звуки пугают: хрустит щебёнка… панически вспархивает сойка… грохочут льдины.

Ириска вплотную подходит к горе, и там, у расщелины следы теряются. Она дотрагивается до влажной стены и вглядывается в темноту, ощущая лёгкое дуновение, будто ожившая пещера делает усталый и долгий выдох. Обострённый слух вылавливает из мрака слабый писк и трепыхание, и затем изнутри доносится замогильный стон:

– О-о-о-о-о…

Шарахнувшись, Ириска роняет телефон, и тот проваливается глубоко между камней. Заорав и тут же стиснув обеими руками рот, она всматривается в черноту, пятится и утыкается поясницей в усеянный ступенчатым частоколом скалистый выступ. Из пещеры на неё ползёт нечто тёмное, – ползёт и стонет. И не успевает больное воображение отреагировать, как она узнаёт в нём его, мужчину.

Рядом с кромкой воды по безлюдному берегу бредут двое: обнажённая женщина с ярко-красными, вьющимися волосами, всё тело которой покрыто узорными татуировками, и чёрная пантера с белой кисточкой на длинном хвосте, победно задранном кверху. При ближайшем рассмотрении, однако, стало бы сразу ясно, что это и не пантера вовсе, а удивительное существо с человечьим лицом и нечеловеческим интеллектом; да и женщина не вполне обычная.

Бирюзовое море, ожившее после зимы, пульсирует волнами, раз за разом окатывая прибрежную гальку – цветную, как лакированную. Тёплое солнце делит море серебристой дорожкой напополам, и под кристально-прозрачной водой отчётливо видно пёстрое дно, вымощенное камешками.

На пути одиноко лежит широкополая соломенная шляпа – видимо, принесённая ветром.

– Ой, смотри! – Соня подхватывает её, отряхивает и, хохоча, нахлобучивает себе на голову. – Как я тебе?

– Без трусов, но в шляпе, – иронично замечает Глор.

– На себя посмотри, – смеётся та, заправляя прядки